Борьба феминисток за собственное место в российском искусстве в 2012–2013 годах сосредотачивалась вокруг трех проблем: низкая ценность социальной конкретики в искусстве, запрет на политическое высказывание от лица женщины и гендерные иерархии в арт-сообществе. Это было время случайных площадок и разовой экспансии в большие музеи, время активной работы с правозащитной средой и осторожных интервью в либеральной прессе. Выставка «Феминистский карандаш-2» была высмеяна и вандализирована, Анна Толстова жаловалась на «рисующих баб», Александр Боровский сравнивал Викторию Ломаско с Давидом Бурлюком. В минувшем году картина развернулась на 180 градусов.
Сначала внимание как будто отвлеклось от женщин. Весь январь общество обсуждало украинскую революцию, расстрел Майдана и бегство Виктора Януковича; продолжались процессы по делу узников 6 мая; началась массовая регистрация российских НКО как «иностранных агентов». Именно тогда в сетевые «городские» издания (Wonderzine, FurFur, WoS, The Village и др.) потоком хлынул феминизм — в виде андрогинных луков, эмансипированных статей о сексе и психологии и подборок сетевых феминистских пабликов. В моду вошло слово «сексизм», снова появились публичные обсуждения громких дел о домашнем насилии.
В марте 2014 была объявлена аннексия Крыма, началась война в Донбассе, и с этого момента феминистские выставки начали открываться сплошной чередой — иногда по несколько за один месяц. По моим подсчетам, за этот год в России прошло более пятнадцати выставок и художественных событий со словом «феминизм» в названии или в тексте концепции (оставляя за скобками развлекательные мероприятия вроде фримаркетов, концертов и DIY-фестивалей). Феминизм стал одним из трендов 2014 года.
При этом отношение к дискриминации женщин в художественной среде никак не изменилось. Общепринятая риторика так и осталась на уровне девяностых, когда выставки, затрагивавшие вопросы феминизма, называли на всякий случай «женскими» или «гендерными». Осенью 2014 эзопов язык утвердил и журнал «Афиша», выпустив номер «Сильный пол» с дискуссией о "женском искусстве" и статьей о «жене оппозиционного политика» Юлии Навальной. С уверенностью можно утверждать: массовый интерес к феминизму у художниц или журналистов, которые еще вчера считали эту тему опасной глупостью, стал следствием цензуры и глобального сокращения безопасных социальных и политических тем.
Именно поэтому, вслед за умолчаниями, характернейшей чертой выставочных проектов 2014–2015 годов стали бесконечная подмена, перестановка и перемешивание понятий «гендер» и «пол», «феминистское» и «женское», «женское» и «женственное», «феминное» и «гендерное» в любых сочетаниях. Например, в кураторском тексте к первой выставке независимого выставочного пространства Red Square на Электрозаводе, «специализирующейся на проблемах власти и насилия», можно было прочесть такую формулировку: «Молодые авторы рассматривают маскулинность не с гендерных позиций, они используют сугубо научный подход». Тут уж авторы, очевидно, или так стремились откреститься от феминистских позиций, что не смогли их назвать, или забыли о том, что понятие «маскулинность» является научным термином и взято из антропологии или, собственно, гендерной социологии… Умение так запутать смысл, что он перестанет читаться, позволяет создать иллюзию политического; иллюзию «авангардного», небанального или «остросоциального» высказывания не для всех, покачивающего зрителей на волнах дорогой нефти.
Кураторы-мужчины вникали в тонкости еще меньше. Константин Бохоров из «Базы» объединил пять молодых художниц (Лейла Асланова, Ангелина Меренкова, Ирина Петракова, Марина Руденко и Лета Добровольская) в проекте «Шестое чувство у вас, что ли?» и с гордостью пояснил концепцию: «общее у всех одно — сильнейшее женское начало». Маститый Петр Швецов назвал свою выставку графических ню «Женские страдания. Часть I» и пригласил к участию в открытии перформанс-группу «Нежные бабы». Фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина открыл однодневную выставку «Золотой дождь», собранную из «очень феминистских проектов, связующим звеном в которых звучит женская любовь». В этом случае слово «феминизм» следует правильно читать как «сексизм» или «мечты о многоженстве»: «Стас Волязловский рассказывает нам о любви, настигнувшей его бывших жен, которым под натиском амура пришлось объединиться в семейную ячейку».
Интересно, что в абсолютной изоляции от этого вала «феминистских» проектов оказались Pussy Riot — окончательно и без объяснений превратившиеся в дуэт Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой. Похоже, что долгие гастроли под лейблом российских феминисток № 1 зскорее заморозили для них возможности называть вещи своими именами, чем обозначили новые перспективы. В своем последнем клипе I Can’t Breathe художницы выступают молчаливыми статистками, которых заживо закапывают под английский речитатив. Клип раскрывает тему полицейского насилия в США.
Когда давление и самоцензура начали ощущаться и в самой среде художниц-феминисток, идеи совместного движения в общую сторону сменились поиском собственных ниш. После второго и последнего «Феминистского карандаша» большинство близких к проекту художниц начали работать над собственными инициативами, некоторым удалось наладить сотрудничество с галереями или приспособить под выставки независимые пространства. Например, темой гендера и «женского искусства» заинтересовалась галерея А3. Осенью 2014 в рамках выставки Painted Bird Яна Сметанина показала там серию новых живописных работ о девичестве, детстве и насилии и провела перформанс памяти убитых на войне на Украине, затем состоялась коллективная выставка «Слабый пол» (куратор Аяна Чигжит), а весной 2015 год в А3 прошла презентация книги Алены Камышевской «Мой секс» и ее совместная с Леной Ужиновой выставка «Союз художниц».
В Петербурге участницы бывшей группы «НДТ МР Цвела» открыли постоянно действующую квартирную галерею «Лаборадория “Интимное место”», а Леда Гарина поставила пьесу известной американской феминистки Ив Энцлер «Монологи Вагины» (директор — Ася Ходырева) и вместе с инициативой LeftFem запустила видеопроект «#ПравоНаАборт». В Москве часть художниц начали снимать вместе мастерские и включаться в систему «актуального искусства», привычно поглощающего любые альтернативные направления.
Яркой и крупной выставкой, построенной как продуманное и социально ориентированное высказывание, стал проект «Феминистская (art) критика» (декабрь 2014 года, кураторы — Ирина Соломатина и Татьяна Щурко). Выставка прошла в минской галерее «ЦЭХ» и включила художниц из Беларуси, Украины, Кыргызстана, Литвы, Черногории, Молдовы, Казахстана, Грузии, Австрии, Германии и России. По-видимому, «Феминистская (art) критика» точнее всего обозначила перспективы, куда художницам действительно стоило бы двигаться (постколониальные исследования, осознание личного опыта и размышления о пересечении дискриминаций, политический протест в искусстве и проблемы внутренних иерархий в феминистской среде). Однако следующие месяцы показали, что для такой масштабной работы у российского искусства внутренних ресурсов нет и в ближайшее время не будет.
В октябре – ноябре 2014 года в Москве представили свои проекты две арт-инициативы с похожими названиями: «Кухня» и основанная в 2013 году «Феминистская кухня». Хотя их создательницы — Марина Винник с Микаэлой и Оксана Саркисян с Викой Бегальской — на первый взгляд по-разному трактовали феминизм, неожиданное совпадение оказалось не случайным. Общим качеством этих проектов стала их полузакрытость в сочетании с высоким входным порогом: и та, и другая инициатива привлекали людей, подтвердивших свой стаж в «актуальном искусстве» или получивших художественное образование. Второй точкой пересечения оказалась аполитичность и осторожный эссенциализм с опорой на выявление некоей нормы общеженского опыта («кухня — это традиционно женское место», «структура художественного проекта мало чем отличается от структуры приготовления ужина», «мы хотим обсуждать идеи с теми, кто имеет в своем фокусе проблемы женщин»).
В качестве основной повестки «Феминистская кухня» Саркисян и Бегальской выдвинула тему легализации проституции. Центральным событием стал спектакль «Пояс Афродиты», поставленный «левыми художниками» с секс-работницами в главных ролях: женщины читали со сцены написанный в соавторстве с режиссерами текст о добровольности своей профессии. На пятой минуте спектакля актриса сообщает под аплодисменты зала: «Вот смотрите, все гораздо проще! Любая женщина, когда она рождается, она уже предназначена для любви. Любая женщина, прежде всего, это должна быть хорошая актриса: она должна быть хорошим психологом, она должна не только уметь готовить, но должна быть жрицей любви, для того, чтобы понять, чего хочет мужчина ровно через пять минут с ним знакомства. Она должна обладать таким тонким чувством его ноточек, чтобы понять, чего он именно хочет на данный момент». «Пояс Афродиты» номинирован на премию «Инновация-2014» в категории «Произведение визуального искусства».
Здесь правозащита подменилась постмодернистским союзничеством. Понятно, что сами организаторы не пожелали ни переквалифицироваться в секс-работников, ни хотя бы рассказать о своем единичном опыте торговли телом и о связанной с этим стигме. Зато на дискуссиях художник Александр Вилкин сообщил, что проституция — это «настолько замкнутая система, что непонятно, в чем здесь вред», а себя посоветовал как идеального клиента. Вопросы насилия над женщинами, торговли людьми, сутенерства и криминализации клиента остались в стороне. Но российские мужчины левых взглядов с согласия феминисток «Кухни» получили право открыто покупать проституцию, смело перешагнув глупые теории Августа Бебеля.
Обе инициативы в той или иной степени связывали феминизм с российским левым движением и даже провели на эту тему совместную дискуссию на фестивале «МедиаУдар». Начавшись с попыток обсудить двойные стандарты, с вопросов об агрессивной реакции левых мужчин на обвинения в сексизме, разговор зашел в постмодернистский тупик: «нельзя переходить на личности», «свободный человек может бить свою жену, насиловать всех подряд и при этом высказывать последовательную позицию против этого насилия, почему нет?», «мы и сами не знаем, что такое феминизм», «одни и те же политические убеждения могут повлечь за собой совершенно разные практики», «на самом деле левого движения не существует».
Помимо «мягкого примирения» с сексизмом в левой среде, для «Кухни» поиск «общеженского опыта» естественно отделил феминистское искусство от проблем социального исключения, и в первую очередь — от опасной для России темы ЛГБТ. Проблемы дискриминации российских женщин по сексуальной ориентации и гендерной идентичности, темы трансгендерности и агендерности в 2014 году оказались вынесены на уже совсем далекую от России площадку фестиваля kvir_feminist_actziya в Вене, куда съехались почти все активист_ки квир-феминизма из Москвы, Петербурга, Казани, Челябинска и др.
Тема российских ЛГБТ незаметно исчезла из трендового феминистского искусства вслед за множеством других важных тем (здравоохранение, кризис, церковь, женщины и война, запрет абортов, дети, политические конфликты внутри семей, возраст, инвалидность, сексуальное насилие). Зато после двух московских «Кухонь» в Петербурге одновременно открылись две выставки про женскую грудь: «МАММА» Вероники Рудьевой-Рязанцевой и «Мама любит тебя» Жанны Нагорянской. «Женский взгляд на вопрос главного сексуального образа всех времен решается Вероникой весело, бодро и позитивно, можно сказать "без проблематики", но за кажущейся легкостью внимательный зритель найдет, о чем подумать. Выставка "МАММА" откровенна и притягательна своей сексуальностью и художественным эксгибиционизмом. Тысячи молочных желез наполнят залы галереи», — пишет Семен Мотолянец.
Словно подводя тенденции определенный итог, 8 марта 2015 года Оксана Саркисян выступила куратором крупной выставки «Её» во Владивостоке, сообщая в пресс-релизе: «Экспрессивность, эмоциональность, чувственность — рецепт гендерной выставки». Полное название проекта звучало еще доходчивее: «Её [жизнь / мечты / семья / муж / работа / любовь / дети / родственники / приоритеты / взгляды / чувства / шляпка / проблемы / тревоги / радости]», хотя состав участниц вполне позволял поговорить о более серьезных вопросах, чем «мир женщины, который участницы выставки рассматривают без всякой идеологии».
По иронии обстоятельств, выставка «Её» тоже немедленно получила свой «дубль». С разницей буквально в неделю в Самаре открылась межрегиональная выставка женщин-художниц «Её глазами», соединившая 26 участниц из Пензы, Москвы, Казани, Самары, Оренбурга и Керчи. Акценты в релизе расставлены почти те же, что у Оксаны Саркисян: «Цель выставки — показать мир через призму женского восприятия, помочь женщинам-художницам в реализации своих творческих возможностей». Выставка сопровождается мастер-классами по декупажу, шаржу, ручному изготовлению декоративной бумаги и холодному батику.
Итак, круг замкнулся. Хорошо знакомые официозные выставки типа «женская палитра», «женская арт-фотография», «искусство женского рода» в региональных галереях и домах художника теперь дополнились точно таким же столичным искусством, только под вывеской «феминизма» и «гендера». Похоже, что в нашей стране поиск «женского опыта» за пределами разговора о феминизме может привести только к одному результату:бесконечное «исследование собственной женственности», «наука о том, как быть слабой», поиск «подлинно женских занятий» и прочие практики, которым так массово учат сейчас в России на соответствующих курсах.
Последней на сегодняшний момент коллективной феминистской выставкой 2015 года, претендующей на политическое высказывание, стал проект Анны Терешкиной, Анастасии Вепревой и Полины Заславской «А как же любовь?» в рамках первого блока работы Феминистских мастерских имени Люси Липпард (Петербург). Несмотря на интересную программу мероприятий и большое количество оригинальных полуактивистских художественных проектов и инсталляций (например, стикеры художницы Daria против торговли людьми, необычный по техническому решению проект Тани Сушенковой об эмпатии как созависимости, коллажи Александры Качко, графические серии Полины Заславской, яркая инсталляция Натальи Краевской и многое другое), название выставки ощущалась как внешняя и несправедливо узкая рамка.Тема «любви» так или иначе опять выводила феминистское искусство из политического поля, направляя его на некую «кухню», далекую от житейских бурь.
Не исключено, что на Феминистские мастерские имени Люси Липпард косвенно повлияли последние заявления петербургской арт-группы «Что Делать», жестко отделившей свое искусство от политического протеста. В последнем номере газеты «Что Делать» Артем Магун сообщает, что недавно от группы дистанцировался «один очень близкий попутчик», который все это время «использовал сотрудничество со “Что Делать” для создания популярного анонимного политического, по сути правозащитного, блога». Задачей блога, по словам Магуна, было соединение «реальной политической, информационной работы с ореолом современного искусства и визуальным рядом группы, не имевшей к правозащите никакого отношения». Согласно Магуну, все эти годы «Что Делать» видело свою задачу скорее в критическом отражении общества, чем в экспрессивной атаке на него» (Артем Магун. Дилеммы «Что Делать» // Что Делать, № 39. С. 14).
Хотя неприязнь к критике общества трудно назвать чем-то левым, похожие позиции отстаивает один из кураторов галереи Red Square Мария Дудко, поясняя их немного подробнее: «У нас есть идеология, и она определенно левая. Но когда мы говорим о насилии, мы имеем в виду: давайте перестанем пытаться решать проблемы насилия с помощью искусства. В социально ориентированном искусстве есть опасная ловушка. Например, ты как художник занимаешься проблемой каких-то угнетенных групп. Все твое искусство фактически подкрепляет механизм угнетения, потому что оно создано вокруг этого механизма».
Конкретная критика всегда опасна, но именно она действенна. Guerilla Girls, критиковавшие проблемы крупных институций и заметных людей, так и не сняли маски. Феминистское искусство не может отказаться от эксперимента, от политического протеста, не может утратить ощущение границы, на которой проходит борьба за права, где чувствуется напряжение и сопротивление. Курсы кройки и шитья могут стать событием, если дело происходит в четвертом сне Веры Павловны, а вот лекции по искусству «только для женщин», из которых убрано политическое содержание, легко превратятся в филиал царской гимназии.
В горящей избе российского общества 2014–2015 годов (около)феминистских проектов было много, но главными и наиболее эффективными стратегиями остались самоадвокация, одиночный протест, немедленное реагирование на ситуацию и гражданская ответственность.
Почти все работы, которым удалось поймать нерв времени, были сделаны или на улице, или вне поддержки институций. Некоторые из них освещали реальность яркими вспышками — как, например, перформанс Кадо Корнет «Ослепшая Россия с кровью на руках», некоторые — как граффити группы Gandhi — строились как постоянно обновляющийся комментарий к политическим новостям. Кто-то из художниц продолжил в одиночку ставить себе собственные задачи: например, Виктория Ломаско занялась новым графическим репортажем «18+» о российском лесбийском сообществе, Hagra исследовал_а в сериях комиксов тему трансфобии, классовых иерархий и сексуального насилия в квир-феминистской среде; Мария Рахманинова работала над серией фотографий женщин на производстве, сравнивая советский гендер 1950-х с современным, Ильмира Болотян начала серию рисунков «Нематериальный труд» об индустрии красоты. Многие художницы или группы активно участвовали в оформлении уличных акций, как Татьяна Болотина и инициатива «Крапива», Left-Fem, Леда Гарина или группа «Пятая колонна феминисток»; занимались самиздатом («ФемИнфотека», Яд, Умная Маша), открывали квартирные выставки («Ередовое Удожество», «Жена-художник — горе в семье» (Анастасия Вепрева, Полина Заславская и Анна Терешкина), персональные проекты Сони Акимовой, Натальи Краевской, Анастасии Вепревой и Анны Исидис), создавали перформанс-группы («Мохнатая подмога», арт-группа {родина}).
Пример интересной работы автономных инициатив, отдаленно напоминающих процессы, происходившие в американском феминизме 1970-х, я встретила в лице бишкекской фемининистской группы «Скью», которая недавно организовала межрегиональную встречу феминисток Центральной Азии, Кавказа и Восточной Европы (по результатам встречи был издан зин, оформленный Викторией Ломаско, и начата коллективная кампания городских трафаретов 16 days — 16 stencils, посвященная ежегодной инициативе «16 дней против насилия над женщинами»). Трудно сказать, возможны ли в ближайшее время в России инициативы такого рода — собственный дом с открытой самоорганизованной библиотекой, еженедельными событиями и даже с работающей платформой «Девочки-активистски Кыргызстана». Ситуация меняется с каждым днем: возможно, часть уже сейчас существующих в России квир-феминистских коммун когда-нибудь захотят наладить более систематическую деятельность.
Российская реальность оставляет все меньше пространства для маневров. Все чаще художницы стоят перед выбором: сделать одно радикальное и четкое высказывание и выпасть из своей социальной среды — или максимально приспособиться к требованиям рынка и к патриархальной общественной норме. Судя по сегодняшней ситуации, к 2015–2016 годам нам следует ждать шквала бессмысленных «официальных» выставок под тегом «гендер». Утешает одно: на фоне пустоты и посредственности любые содержательные работы доходят до зрителя намного быстрее.
Comments